Содержание
Суфийский святой
Изменится облик Земли, цивилизации будут сменять одна другую, но любовью Меджнуна и Лейлы навсегда останется в сердцах людей. Та любовь, что бывает раз в тысячу лет. Та любовь, которой живет Вселенная. Любовь, плодом которой являются целые миры…
***
Где-то в нашем Вечном доме:
– Отец, я хочу реализовать То, что познал от Тебя, на Земле!
– А ты сможешь, сын мой? То, что познал ты здесь, в теле вечном, там сожжет тебя. Ты будешь одинок и не понят, люди назовут тебя сумасшедшим.
– Отец, я не боюсь. Я хочу показать им, что такое бывает. Отец, отпусти меня, пускай все знают, что такое Любовь.
***
Глава 1. Детство
Аллах послал сына. Его назвали Кайс, что значит «твердый». Так звали сподвижика Пророка, храброго и отважного война. Это имя должно было принести счастье мальчику, а, стало быть, и всему роду Амира. Сурова жизнь кочевника, и поэтому твердость – лучшее благословение маленькому дитю пустыни. Не знали счастливые родители, что другим именем заклеймен будет их сын, и под этим другим именем и прославится…
Спокойным рос ребенок, огорчений не приносил, был скромен, застенчив и тих. В семь лет Кайс наравне со взрослыми читал Коран и выполнял пятиразовое поклонение, чем гордились родители и восхищались соплеменники. Не все в племени Бену Амир могли заставить своих сорванцов так яро поклоняться Аллаху.
– Грех такого одаренного мальчика не отдать учиться, – говорили соседи.
– Поживем, увидим, – задумчиво отвечал отец семейства Мулаввах ибн Музахима.
Учиться мальчика отдали. В те времена это было немудреным делом – находили учителя и собирали из племени детей тех родителей, которые желали учить своих чад наукам. Пророк сказал, что за знаниями можно идти хоть в Китай, так что образование считалось делом Богоугодным.
Как ни странно, но особыми успехами в учебе Кайс не отличался. Слишком задумчив и мечтателен был он, слишком погружен в себя. Учитель учил тайнам арифметики или объяснял премудрости астрономии, а нерадивый ученик внимал пению птиц, любовался игрой солнечных лучей на скудной листве, за что частенько получал подзатыльники. Однако любимым предметом у Кайса был урок грамматики, на котором разучивали стихи из Священного Корана, разбирали их подробно, чтобы лучше понять великий смысл, в них заложенный, а заодно постигали законы арабской письменности. Здесь Кайс отличался особой памятью – услышав стих всего один раз, он мог безошибочно его повторить, чем несказанно удивлял учителя и других взрослых.
Седьмой век в Аравии славился особым либерализмом, свежи еще в памяти были похождения и слова Пророка из уст самих очевидцев, ясно еще помнили, как Он подчеркивал ценность женщины и ее права на учение. Поэтому счастливые родители дочерей пустыни тоже ратовали за образование своих юных бедуинок. Вот и решено было собирать на уроки учителя не только мальчиков, но и девочек.
Так на уроке однажды появилась Она. Она была худенькая девочка лет десяти, небольшого роста, смуглая, как все дочери пустыни, и с необычайно большими, ясными, глубоко-черными глазами. Кроме этих открытых миру, чистых, немного удивленных глаз, ничего примечательного в ее облике, казалось, нет. Ее глазам очень соответствовало ее имя – Лейли, что значит ночь. Ей было немножко страшно, она впервые оказалась без родителей в кругу малознакомых ей людей, и вела она себя очень скромно, незаметно, поэтому особого внимания на себя не обращала. Однако Кайс заметил эту скромную, тихую девочку, всей своей чуткой душой почувствовал он, как ей неуютно. После урока Кайс подошел и предложил Лейли кусочек каравая. Лейли засмущалась, но каравай взяла, а после прикрыла лицо накидкой и убежала. Так началась эта дружба – вполне безобидно и по-детски наивно.
Лейли училась отлично, зачастую помогая и незадачливому Кайсу. Вообще эта серьезная девочка со взрослыми глазами удивляла глубиной своих суждений, чем казалась намного старше своих сверстников. Ей давались хорошо точные науки, которые так непостижимы были поэтической натуре Кайса. С грамматикой же, наоборот, Лейли не так везло. Иногда, тщетно пытаясь запомнить стих из Священного Писания, Лейли бросалась в слезы и шла жаловаться единственному своему другу – Кайсу. На что Кайс с удивительной для ребенка десяти лет серьезностью начинал объяснять: «Ты не сможешь запомнить стих, не пережив его сердцем. Ты должна почувствовать всей своей душой, что этот стих относится к тебе, что тебе очень важно и нужно его содержание. Послания Аллаха нельзя постичь умом, Лейли, но только сердцем».
Так прошло время, дети взрослели, не замечая, как дружба становится чем-то большим. Ясно это стало, когда учитель заболел и уроки отменили. Тогда-то Кайс вдруг впервые понял, как невыносима ему эта новость, как мучительно оставаться дома и целый день не видеть Ее. Кайс не находил себе места, не мог сосредоточиться, что вызывало насмешки братьев и беспокойство родителей. Инструменты валились из рук, если он помогал отцу, а его попытка развести огонь чуть не привела к пожару. Загорелась остатки соломы на полу, и огонь с веселым треском порхнул уже было к стенам шатра, а Кайс заворожено смотрел, не смея сдвинуться с места. Прибежала мать, начала с криком забивать огонь половиком, на ее крик сбежались братья, кто-то принес воды, и очень скоро пожар был остановлен. В воздухе летал пепел, все суетились, подошел брат и встряхнул Кайса. «Вот, – только и сказал Кайс, – вот мое состояние. Лучина стала пожаром».
После болезни учителя Кайс пришел на урок, где, увидя свою подругу, был настолько рад, что учеба его уже не интересовала. Еле дождавшись окончания урока, Кайс подлетел к Лейле и начал простыми, но красивыми словами рассказывать, как он скучал, как не хватало ему ее. «Разлука для Кайса была столь томительна, видеть мне тебя, что оазис в пустыне для путника, где реки текут и есть долгожданная прохлада». Лейла смутилась, но по глазам ее было видно, что она чувствовала то же самое.
С этого момента что-то совсем новое появилось в отношениях Кайса и Лейлы, что-то всепоглощающее, вселяющее жизнь и вдохновение, дающее смысл, но вместе с тем и уничтожающее, сводящее с ума, подобно пожару, который дает безумный свет и тепло за счет уничтожения. Теперь было не до наук, Кайс и Лейла приходили на урок, чтобы только видеть друг друга. Они еле высиживали объяснения учителя, перебрасываясь взглядами и отвечая что-то невразумительное на его вопросы, а потом брались за руки и шли по улицам или сидели под деревом. Кайс говорил лившиеся потоком из его сердца красивые речи, которые все больше начали принимать облик стихов, Лейла молча слушала, но глаза ее блестели по-особому, чего достаточно было Кайсу, чтобы вдохновляться еще больше.
Любовь ослепляет и делает неосторожными. Лейла и Кайс настолько были заняты друг другом, что забыли обо всем: пунктуальная и аккуратная в учебе Лейла стала опаздывать на занятия, на уроках рассеянно рисовать веточкой по земле имя «Кайс», а на вопросы учителя удивленно поднимать свои большие глаза, не в силах понять, что она должна говорить. Что уж говорить о Кайсе, он был настолько счастлив, окрылен и воодушевлен, что присутствовать в этом мире ему было вообще невыносимо. Не в силах ни о чем другом думать, он долгим взглядом смотрел на Лейлу, лишь ожидая, когда, наконец, он сможет к ней подойти, или записывая на песке лившиеся из сердца строки. Ни грамматика, ни чтение Корана уже так не давались Кайсу, ибо образ Лейлы затмил для него все науки и все книги. Теперь ему самому были малопонятны стихи, они ведь не о Лейле.
Долго так продолжаться не могло. Слишком очевидна была их страсть друг к другу, слишком огромно пренебрежение к урокам. Сначала родители Лейлы заметили, что с дочерь что-то не так, да и родители Кайса давно уже не узнавали своего сына. А тут и слухи начали ходить, о том что Кайс и Лейла любят друг друга, что немало порочило честь Лейлы – незамужней девушки. Ясность внес учитель, который, видя всю опасность ситуации, пришел к отцу Лейлы Мехди бин Сайду и рассказал все, что видел он и говорят другие, настоятельно посоветовав изолировать детей друг от друга. Испугались родственники юной бедуинки и, порешив, что правы древние арабские традиции и не к чему женщине образование – лишь грех от него один – забрали Лейлу со школы.
Отец Кайса же ограничился предупреждением, от которого у юноши еще долго болело и горело ухо. Однако может ли ведро воды погасить лесной пожар?
Пришел Кайс на занятия, но не увидел там возлюбленной своей. Словно свет Божий закрыли от глаз его, какой теперь смысл во всех премудростях мира, если рядом нет Ее? Кайс сидел, уткнувшись в землю и угрюмо рисуя палочкой имя «Лейла». После урока он пошел к ее шатру, но не видно Лейлы, тихо в шатре, нет ответа, нет надежды. До ночи бродил Кайс по улицам, плача и стеная, напевая на разные лады имя Лейлы. Как можно пойти сейчас домой, заниматься обычными делами, видеть близких, если нет Ее? Далеко заполночь пришел домой Кайс. На следующий день пошел он на занятия в надежде, что Она придет. Но с каждым днем надежда становилась все меньше, Кайс таял на глазах, не ел, не спал по ночам. Смеялись друзья над ним:
– Что ты нашел в ней? Она же вовсе не красива, худа, смугла, а глаза большие, как у лягушки. За что ты ее так любишь?
– Солнце светит потому, что может светить. Я люблю Лейлу, потому в сердце моем есть способность любить, – грустно отвечал Кайс.
Видя муки Кайса, отец решил, что и его сыну совсем не идет на пользу учеба, и также забрал мальчика из школы. Но это мало помогло. Только Лейла была на уме у Кайса, только о ней мог он говорить и мечтать, только у ее жилища бродил, что сильно раздражало родственников Лейлы.
Так начался сезон дождей. Кайс продолжал бродить по улицам и в дождь, и в слякоть, пренебрегая вразумлениями близких. Однажды он пришел домой совсем промокший, грязный, с неестественно горящими глазами, упал на колени и стал сквозь слезы жаловаться:
– Зачем оставила ты меня, неверная. Вот я, у твоих ног. Рада ли ты видеть меня?
Мать в беспокойстве ощупала лоб сына, и нащупав сильный жар, силой уложила Кайса на тахту. Сделать это было нетрудно, настолько ослаб влюбленный. Ближайшие две недели лежал Кайс в бреду, повторяя имя Лейлы, порываясь встать, уверяя, что она ждет его уже на занятиях, а они его не пускают. Лекари качали головами, говорили, что он, скорее всего, не выживет, настолько ослаблен его организм многомесячными недосыпаниями и недоеданиями. Последний лекарь, который был у семьи Аль-Мулаввах, сказал, что есть лишь одно средство спасти жизнь их сына – пообещать женить на Лейле. Тогда у Кайса будет сильный мотив выжить, что намного важнее в выздоровлении любых лекарств или даже хороших ресурсов организма. На это удивленный Муллавах ответил:
– Я честный мусульманин, Аллах запрещает обманывать или давать ложные надежды.
– Зачем же Вам обманывать, почему бы Вам действительно их не поженить? – просто ответил лекарь и удалился. После этого разговора отец серьезно задумался. Он посмотрел на сына: на бледной коже, обтягивающей худое лицо, проступила испарина, но глаза ярко сверкают, а уста твердят одно: Лейла. «Почему бы и нет, – рассудил Муллавах, – наш род древний и честный, достаток у нас немалый, конечно, они еще молоды, но это дело поправимое». В следующие несколько дней Кайсу пытались внушить, что он очень скоро увидит свою Лейлу, ему нужно только выздороветь, а тем временем в доме шла интенсивная подготовка к сватовству. Кайс, услышав, что скоро увидит Лейлу, был несказанно рад, и, чтобы услышать это еще раз, соглашался есть, принимать снадобья, и действительно скоро пошел на поправку.
Глава 2. Сватовство
Настал этот решительный момент – сватовство Кайса. К тому времени Кайс уже успел прославиться на все племя, и, к сожалению, не в лучшем качестве. Одни знали, что он безумно влюблен, другие и вовсе считали сумасшедшим. Родители Лейлы тем временем тоже не знали, что делать со своей дочерью. Она вела себя спокойнее, чем Кайс, и все чувства держала при себе, но вид ее тем не менее внушал беспокойство: она мало ела, была неестественно бледна, не проявляла ни к чему интереса.
– Замуж ее надо, – вздыхала мать.
– Но не за этого же сумасшедшего, – отвечал отец.
– Почем ты знаешь, что он сумасшедший, может, он действительно любит Лейлу.
– Любил бы Лейлу, пришел бы сватать, а он только позорит ее имя на всех улицах и базарных площадях.
– А если бы и засватал, ты бы отдал дочь за него?
– И отдал бы, пусть только докажет, что он не сумасшедший.
Не прошло и недели, как действительно приехали сваты. Привели и Кайса – худого, бледного, но счастливого. Отец Лейлы только ухмыльнулся, увидев сватов, но гостей принял со всеми почестями.
У нас купец, у вас товар, – начал с древней формулы Аль-Муллавах. Пришли с позволения Аллаха сватать дочь твою, Лейлу. Слышали мы о ее красоте и скромности. Наш род древний, небедный, желает породниться с Вашим почтенным родом.
– Что ж, – отвечал Мехди бин Сайд, – пусть говорит жених, пускай словом докажет, что он достоин нашей дочери.
Аль-Муллавах бросил беспокойный взгляд на сына: тот тем временем целовал собаку Лейлы, которая нередко сопровождала их во время прогулок.
– Сын, скажи что-нибудь.
Кайс поднял голову и обвел окружающих сверкающим взглядом:
– Лейла – жизнь моя, Лейла – источник в пустыне для жаждущего, полная луна в непроглядную ночь, пуста без нее Вселенная, она моя отрада, моя печаль, мой светоч, солнце меркнет от ее улыбки, звезды гаснут…
– Достаточно, – прервал юношу отец Лейлы. – Но ты ведь жениться на ней собираешься, а не молиться на нее. Расскажи-ка, чем кормить жену ты будешь, где жить с ней собираешься.
– Кровлей нам будет покрывало милости Аллаха, пищей – ангелов пение на небосводе. Вся Вселенная нам будет домом, любовь будет питать нас.
Отец Лейлы покачал головой и ответил отцу Кайса:
– Достопочтимый, мы подумаем и волю свою сообщим, если на то будет веление Аллаха.
Долго ждали ответа родители Кайса, хотя ни на что уже не надеялись. Глупо себя выставил Кайс как жених, не доказал своей способности содержать семью. Кайс же напротив был уверен, что доказал свою любовь, он даже не сомневался, что «этот добрейший человек», отец Лейлы, понял, как сильно они друг друга любят и как достоин Кайс быть мужем ее. Наконец, получил Аль-Муллавах послание, короткое, в три строчки: «Со всем уважением к роду Вашему, не можем мы отдать дочь за вашего сына, ибо засватана она уже за другого по ее выбору и согласию». Ничего другого отец Кайса и не ожидал, но как сообщить сыну, он не знал. Кайс ходил последнее время такой счастливый, он даже казался выздоровевшим, порозовел, соглашался есть, шутил, продолжал писать хвалебные стихи Лейле, но пронизанные уже не горечью, а счастьем и надеждой на скорое воссоединение.
– Попробуй отвлечь его, – предложила жена.
Аль-Муллавах пожал плечами, но попробовал:
– Сын, не кажется ли тебе, что Лейла эта совсем не хороша собой, может, найдем тебе невесту покрасивей?
Только гнев вызвало такое предложение отца у влюбленного юноши:
– Отец, она краше тысячи роз в саду Аллаха, луна на небосводе не сравнится с ликом ее, весна завидует ее благоуханию…
Так отец понял, что словами отговорить юношу невозможно. Но и разрушать одухотворенного состояния сына Аль-Муллавах тоже не хотел и поэтому решил положиться на волю Аллаха и пока молчать.
Глава 3. Свадьба
Тем времен в доме Лейлы действительно готовились к свадьбе. Жених – богатый, тучный купец из соседнего племени – предложил солидный выкуп, на что родители Лейлы с легкостью согласились. Они думали, что замужество быстро отвлечет девушку и выбьет из ее головы все, что связано с Кайсом. Тем более, до соседнего племени еще не дошли слухи о том, как этот сумасшедший позорит честь Лейлы, и этим надо было пользоваться, пока есть возможность, иначе Лейла просто останется старой девой до конца жизни. Две недели плакала Лейла, ни на минуту не умолкая, отказываясь есть и видеться с близкими. Через две недели вошел к ней отец и сказал:
– Что же ты гневаешь Аллаха, Лейла. Достопочтенный Абдаллах ибн Салам сватается за тебя, где радость твоя, где благодарность родителям? Позоришь ты нас своим поведением. Скоро свадьба, а о тебе начинают ходить дурные слухи, будто ты презираешь жениха и не хочешь замуж. Если сегодня до обеда не умоешь ты лицо свое и не явишься к трапезе, я выгоню тебя из дома. Не оберешься ты позора тогда, последний бедняк крова тебе не предложит, поскольку будет знать, что ты бесчестная женщина. Будешь ты скитаться по свету, пока не умрешь, как последняя бездомная собака. Но и на том свете не найдешь ты покоя: не будет Аллах милостив к тому, кто ослушался воли родителей.
Лейла была прежде всего женщина – слабая и суеверная. Умыла она лицо, накинула покрывало покраше и явилась к трапезе.
Так наступил день свадьбы. Съехалось гостей видимо-невидимо из обоих племен. Кайс тем временем в мечтательном настроении бродил по обыкновению недалеко от жилища Лейлы. Тут он увидел скопление людей, все пребывавших и пребывавших к заветному месту. Серце влюбленного забилось беспокойно. Подошел он к зеваке на улице и спросил:
– Скажи-ка, почтенный, почему так много людей здесь собралось сегодня?
– Не знаешь ты разве, сегодня свадьба!
– Свадьба? – Кайс не поверил своим ушам, – Может, я ослышался, скажи. Может, я ошибся? Или… постой, а кто невеста, кто жених?
– Лейла, единственная дочь Мехди бин Сайда – невеста. Абдаллах ибн Салам – богатый купец из соседнего племени – жених.
– Этого и боялся услышать Кайс, свет померк в его глазах, помчался он быстрее лани к отчему дому, влетел в шатер с криком: «Отец, ты обманул меня! Лейлу выдают замуж! Отец, как это возможно?»
– Прости, сын, я не обманывал, я просто не сказал, жалея твоего счастья. Вот письмо.
Прочел Кайс письмо, пришел в еще большую ярость:
– Это невозможно! Она не могла выбрать другого! Они обманули нас, отец, я побегу спасать ее, я расскажу, что это неправда, она не могла согласиться.
И Кайс действительно бросился уже бежать обратно, но его удержали силой: бесполезно было что-то предпринимать, а натворить там Кайс мог такого, что позора потом не оберешься.
Последующие недели Кайс бродил как тень, не находя себе места. Он снова похудел и побледнел, имя Лейлы не сходило с уст его. Отец с матерью говорили ему о женитьбе на других девушках, обещали самых красивых невест племени Бену Амир, но Кайс и слышать об этом не хотел. Через какое-то время собрал Кайс с собой немудреный скарб и подошел к отцу:
– Нет мне больше места здесь, отец. Благослови меня, я ухожу искать свою судьбу.
– Куда же ты пойдешь, сын мой? Где ты будешь жить, кто позаботится о тебе, чем ты будешь питаться? Дикие звери съедят тебя.
– Отец, я иду в пустыню. Кровом будет мне небо голубое, воспоминания о Лейле – пищей, а любовь – защитой мне послужит. Дикие звери будут мне товарищами.
Глава 4. Пустыня
Так ушел Кайс в пустыню с тайной надеждой встретить когда-нибудь становье Лейлы, поймать еще раз ее взгляд. Бродил Кайс по пустыне, слагал газели в честь Лейлы, в которых восхвалял красоту возлюбленной, клял судьбу, что так жестоко с ними обошлась, корил возлюбленную, что забыла она его, рисовал образ Лейлы на песке. Встречались ему кочевники, жалели Кайса, кормили, слушали его стихи. Иные смеялись или называли сумасшедшим. Вскоре распространился слух среди бедуинов об оборванце, помешавшемся на любви к замужней женщине и слагающем удивительной красоты газели в ее честь.
Между собой называли кочевники Кайса Меджнун Лейла, что значит «помешавшейся на Лейле», или просто Меджнун. Кайсу теперь действительно шло это имя: одежда его превратилась в лохмотья, обветренная кожа на лице туго обтягивала череп, а глаза неестественно горели. Самое удивительное, что дикие звери действительно не трогали Кайса-Меджнуна, как будто внимали глубокому человеческому горю. Бывало не раз, подходил Кайс к становью в пустыне в надежде, что это становье Лейлы. Подходил и пел газели издалека, чтобы возлюбленная услышала его и поняла, что он рядом. Слышали люди газели его, сердце разрывалось от тоски, сквозившей в этих песня
Усаживали Меджнуна люди рядом с собой, просили рассказать о его горе, советовали забыть ее.
– Я не хочу забывать ее, – отвечал Кайс, она – смысл моей жизни. Мое сердце привязано к ней, как ведерко к колодцу. Она единственная моя отрада, дающая мне вдохновение, мысли о ней возвышают душу мою, и я живу, я чувствую себя живым и счастливым, только думая о ней. Во что превратится жизнь моя, если забуду я Лейлу?
Пытался выведать Меджун у кочевников, не видели ли они, где становье Лейлы. Некоторые из жалости рассказвали Кайсу, где сейчас Лейла. Иные позорили Меджнуна, пытались вразумить его:
– Что же ты делаешь, безумец? Ты же не только свою душу губишь, но и возлюбленной своей. Лейла теперь замужняя женщина, стихами своими ты пятнаешь ее честь, и теперь хочешь ты появиться у жилища ее?
– Она светоч мой, моя отрада! Разве могу я пятнать ее честь! Нет чище и невиннее Лейлы. Она свята и непогрешима, словно горное озеро! Разве смею я, грешный, осквернить ее святой образ!
– Тогда не ищи встречи с ней, не оберешься ты беды. Убьют тебя ее родичи.
– Сладка смерть мне.
– Если тебе себя не жалко, пожалей Лейлу. Подумай, если тебя найдут у ее жилища, какой позор ее ожидает.
Это вразумляло Меджуна, но не настолько сильно, чтобы не искать больше встречи с Лейлой. Если узнавал он, где становье его возлюбленной, тогда ланью мчался туда. Только завидев шатры, бросался он на земь, целовал песок, а потом старался вести себя осторожнее, не пел уже газели, а тихонько пробирался поближе, прятался за камни или кустарник и замирал, в надежде увидеть Лейлу. Так мог он просидеть сутки или несколько суток, почти не двигаясь с места. Он видел, как ведут на водопой верблюдов ее родичи, и сердце его замирало от тоски и восторга – ведь это те люди, которые видят Лейлу каждый день. Но не было заветного женского силуэта – в шатре сидела Лейла, под чуткой охраной родственников. А когда племя снималось с места, тогда была маленькая надежда хотя бы издали увидеть Лейлу. И действительно видел тогда счастливый Кайс силуэт хрупкой женщины, закутанной в черную паранжу с закрытым до глаз лицом, которая в сопровождении еще нескольких женщин садилась в паланкин.
Сердце Меджнуна пронзалось нестерпимой болью и счастьем одновременно. Счастье от созерцания даже издали своей возлюбленной и боль от разлуки с ней. И не выдерживало сердце Кайса, издавало вопль пораженного зверя, а потом рыдало стихами и песнями о Возлюбленной. Хорошо, что далеко сидел Меджнун, не слышали его.
Глава 5. Встреча
А однажды, обезумев от страсти, совсем близко подошел к становью возлюбленной Меджнун. Спрятавшись в траве возле родника, смотрел он на шатер возлюбленной, не смыкая глаз ни на секунду, всю ночь ловя все порывы ветра, в надежде, что донесут они до него дыхание любимой. А когда настало утро, вышла из шатра Лейла – худая, поникшая, в черном покрывале. Увидел ее Меджнун и не сдержался и начал петь.
Услышала Лейла пение любимого, обернулась, и ее большие черные глаза встретились с горящим взглядом Меджнуна. Долог был этот взгляд, казалось, вечность он длится. И сколько за это время перечувствовали влюбленные: головокружительное счастье от созерцания друг друга, щемящую тоску, от того что не могут быть вместе, беспокойство, что их заметят… Тут опомнилась Лейла, поняла, какая опасность грозит ее возлюбленному. «Прячься», – только и успела прошептать одними губами Лейла, и поспешила прочь, едва сдерживая рыдания.
– Лейла, Лейла, – шептал Меджнун, – я буду ждать тебя здесь. И сидел Меджнун недвижим, пока не стемнело. А когда настала глубокая ночь, услышал Меджнун легкие шаги. Не было счастью его предела, когда увидел он женский силуэт.
– Кайс, – только и сказала Лейла и заплакала.
– Лейла, – вторил ей Кайс, не в силах оторвать взгляд от возлюбленной. Так просидели они полночи, смотря друг на друга, повторяя имена друг друга, не веря счастью своему, рыдая и смеясь. А когда начал светлеть горизонт, сказала Лейла:
– Кайс, мне нужно идти. Нас могут увидеть, тогда не миновать беды. Утром мы снимаемся с постоя, я не знаю, когда мы теперь увидимся.
– Я буду искать тебя!
– Кайс, тебе нужно уходить, тебя могут увидеть здесь, это очень опасно, прощай, Кайс.
– Не уходи Лейла, не уходи, – молил Меджнун.
Разрываемая тоской, сдавливая рыдания, встала Лейла и направилась к шатру.
– Вернись, – шептал Кайс.
– Будь осторожен, – прошептала Лейла и легкими шагами удалилась.
Но слишком опьянен был Меджнун, слишком обезумел от счастья созерцания возлюбленной, чтобы быть осторожным, остался он в своем укрытии и смотрел, как утром снимается с постоя племя, как ведут последний раз на водопой коней и верблюдов. Здесь и увидели его родственники Лейлы. К счастью, далеко уж была Лейла, и не видела, что было дальше.
Его скрутили и привели к Абдаллах ибн Саламу. К несчастью, кто-то признал в нем бродягу Меджнуна, воспевающего в пустыне Лейлу, слухи о котором уже дошли до ибн Салама и которые приводили его в немалое беспокойство и ярость.
– Говори, зачем ты здесь, – потребовал купец тоном, не сулившем ничего хорошего.
– Я здесь увидеть ту, чьи очи темнее ночи, а лик прекраснее полной луны.
Такое нахальство привело в великий гнев купца.
– Ты наглый мерзавец! Как ты смеешь так говорить о моей жене! Ты порочишь ее имя в пустыне, а теперь еще посмел явиться в наше становье! Если я услышу о тебе еще раз, видит Аллах, не сносить тебе души в теле! Проучите его как следует, – кинул он своим людям.
С этими словами, вытащили его из шатра, выкинули на песок, и долго еще сыпались удары на несчастного. А Меджнун благодарил Аллаха, что увидел Лейлу и думал, что происходящее сейчас с ним не сравнится с наградой, которую он получил.
Не знал, Кайс, что натворил своей неосторожностью. Тем же вечером собрал Абдаллах совет со своими родственниками:
– Под угрозой честь моей жены, а, стало быть, и моя. Этот безумец стал слишком известен. Стихи его знают уже наизусть, песни о моей жене я уже слышу повсеместно, а тут он еще начал ее преследовать. Подскажите, как избежать позора для рода нашего?
В тот вечер было решено, что Лейлу увезут в Ирак, подальше от пересуд и этого преследующего ее безумца.
Глава 6. Покаяние у Каабы
А Кайс так и остался лежать на песке без чувств, пока не нашли его кочевники, приведшие верблюдов на водопой. Узнали они в нем несчастного Меджнуна, омыли раны его, напоили водой. Тем временем слухи о безумном бродяге Меджнуне дошли и до Аль-Муллаваха. Узнал он по описаниям сына своего, Кайса, и пообещал немалое вознаграждение тем, кто найдет и приведет его домой. Вот нашедшие Меджуна и решили сделать доброе дело, а заодно и выгоду себе получить, и доставили полуживое изможденное тело Кайса к отцу. Отец, увидев сына в таком состоянии, заплакал и принялся целовать и обнимать сына. Щедро вознаградил Муллавах кочевников за такую находку, а сына принялся лечить. Шли недели, месяцы, заживали раны Меджнуна, но самая глубокая – душевная рана – не становилась меньше. По-прежнему стенал и плакал Меджнун о своей Лейле, по-прежнему пел ей газели. Решил тогда отец позвать Хаджу, в надежде, что тот как-то выгонит беса безумия из Кайса. Покачал головой Хаджа, сказал, что только паломничество в Мекку может спасти душу несчастного. Ухватился отец за последнюю надежду. Начал собирать караван для хаджа в Мекку. Как только Кайс встал на ноги, отправились они в путь. Всю дорогу молил Муллавах Аллаха, чтобы излечил Всевышний его сына от тяжкого недуга. А Кайс смотрел на пустыню, ловил порывы ветра, думая, что каждый может быть от его возлюбленной, вспоминал последнюю встречу и снова проникался счастьем и тоской, благодарил Аллаха и молил о ее здоровье.
Так прибыли они к Священной Каабе.
– Сын мой, – сказал отец, – мы около великой святыни, около Священной Каабы. Здесь излечиваются самые тяжелые недуги, здесь самые заветные желания исполняются. Здесь твою молитву услышит Аллах, встань на колени, помолись Ему об исцелении. Я тоже буду молиться. Упал Меджун на колени и начал молиться страстно и рьяно:
Всемилостивый мой Господь, услышь мою молитву.
Ты правишь небом и землей, ничто Тебе не скрыто.
У Врат Твоих, смиренный раб, молюсь лишь об одном я:
Я Лейлой болен и прошу, не исцеляй больного!
Без Лейлы жизнь моя – не жизнь, и рай мне не отрада,
Оставь болезнь мою при мне – вот высшая награда!
И всё, что в жизни есть моей, Тебе готов отдать я,
Но не могу забыть ее, и в том моё проклятье.
Так молил Кайс о здоровье и благополучии любимой, о счастье ее, но больше всего просил не исцелять недуга, не отнимать у него любовь, ибо без нее нет жизни для Меджнуна. Услышал отец такую молитву, совсем впал в отчаяние, приказал собирать караван, отправляться в обратный путь. С этой минуты поклялся отец, что больше ничего не сделает для исцеления своего сына. Вернулись они домой, и сказал отец сыну:
– Можешь идти, куда захочешь. Нет больше у тебя отца и матери, ты предал нас. Я мог простить, что ты болен, но твое нежелание выздоравливать я простить не могу. Ты опозорил наш род, ты пренебрег своими близкими, а теперь еще гордишься своим недугом! Ты осквернил святыню своими грешными просьбами, ты оскорбил Всевышнего своим обращением.
– Отец, разве можно осквернить святыню любовью? Разве сама любовь не свята? Разве можно оскорбить Всевышнего, разве не выше он всех оскорблений? Разве не любви хочет от нас Аллах?
– Аллах хочет от нас, чтобы мы покланялись Ему, а не занимались всякими безумствами.
– Отец, Аллах создал человека любить, не достаточно ли Ему ангелов для прославления Себя.
– Уйди прочь, богохульник, – только и ответил отец.
– Прости, отец, – только и мог сказать Меджнун.
Глава 7. Лейла и Меджнун встречаются с повелителем
Ушел Кайс опять в пустыню, бродил опять неприкаянно, читая стихи зверям диким, записывая газели на коре деревьев, рисуя палочкой лик Лейлы на песке. Встречались ему опять люди, корили его или сочувствовали, заучивали его потрясающие душу стихи и несли весть о нем дальше по Аравии. Не знал Меджнун, где теперь его Лейла, но не оставлял надежды увидеть ее вновь. Только об этом молил Аллаха, только это выведывал у путников. Но никому не было известно теперь, где она.
Так шли дни, месяцы, а за ними – годы. Меджнуна уже хорошо знали во всей Аравии, часто приезжали специально посмотреть на него, да послушать стихи его. Многие ценители поэзии записывали газели Меджнуна и читали потом их своим друзьям или возлюбленным. Так дошли стихи и до местного правителя. Услышав из уст наложницы своей чудесную песню, пронизанную невыразимой тоской и болью, неисцелимой любовью к Лейле, тронут он был до глубины души, и захотел узнать, кто автор этой чудесной песни и кто эта девушка, повергшая его в столь скорбное состояние.
– Автор песни – безумец Меджнун, он много лет уже бродит по аравийским пустыням в поисках своей возлюбленной – Лейлы. А Лейла – жена купца Абдаллаха ибн Салама, только где она сейчас, никто не знает, – ответила наложница.
Приказал повелитель послать гонцов по всей Аравии, чтобы узнать, где живет теперь купец со своей женой. Стало ему очень любопытно посмотреть на женщину, внушившую столь сильные чувства Меджнуну.
– Судя по описаниям этого поэта, она неимоверно красива, думал правитель, – я должен увидеть ее. Я, обладающий прекраснейшими женщинами не только Аравии, но всего мира, должен видеть жемчужину, затмившую цветы моего гарема.
Гонцы принесли весть, что Абдаллах ибн Салам с женой и детьми живут в Ираке. Тогда правитель пригласил их со всей семьей к себе во дворец. Перепугался купец не на шутку, приказал жене молчать, велел нарядить детей и отправился в путь. Правитель встретил гостей с почестями, усадил за стол, уставленный яствами – словно камень свалился с плеч купца. Подумал он, что за заслуги его такой прием им оказан, раздулся от гордости, расправил плечи, с рабами начал обращаться пренебрежительнее. Увидел такую перемену правитель, улыбнулся:
– Знаешь ли ты, почтенный ибн Салам, кому обязан ты всеми почестями, с которыми приняли мы тебя? Жене твоей. Имя ее прославлено по всей Аравии, и дошло до меня, что прекрасна она, словно ангел. Хочу узнать, правда ли это. Прикажи-ка своей жене открыть лицо.
Побледнел купец от страха и ярости, но, зная, что с правителями шутки плохи, приказал Лейле открыть лицо. Смущенная Лейла опустила покрывало, и увидел правитель изможденное лицо женщины, вдоволь вкусившей горя. Кожа ее была смуглая, уголки губ опущены, губы поблекшие, а под глазами тени от постоянных слез. Только глаза выделялись ярко на фоне этого померкшего лица: они были большие, черные и удивительно глубокие. А там, на дне, все еще была видна негаснущая искра, ведь она любила. Разочаровался правитель:
– Как такое возможно? Любая в моем гареме в тысячу раз краше твоей жены, купец. Пусть она скажет, что нашел в ней этот безумец!
– Не гневайся, о повелитель, на мои речи, – отвечала Лейла, – но нельзя понять стих, не почувствовав его сердцем. Даже послания Аллаха нельзя постичь умом, не прожив их. Чтобы понять, что сказал поэт, надо иметь глаза поэта. А глаза поэта – это его сердце.
– Дерзки твои речи, Лейла, но и мудрость в них присутствует. Кто научил тебя этому?
– Тот, кого вы называете безумцем.
Впечатлен был повелитель и решил разыскать Меджнуна. Хотелось ему увидеть его и понять, что значит видеть сердцем. Послал он снова гонцов по пустыням, чтобы разыскать бродягу. Меджнуна нашли декламирующим стихи стае диких зверей, которые сопровождали его теперь во всех его блужданиях и которым отдавал он большую часть пожертвованной ему пищи. Ничего не объясняя, подхватили Меджнуна под руки, погрузили на лошадь, отбиваясь от набросившихся хищников, и привезли правителю. Там его помыли, переодели и представили повелителю. Захотелось повелителю проверить Меджнуна.
– Скажи-ка, – молвил повелитель, – ты и есть тот безумец, слагающий газели о Лейле.
– Да, я тот несчастный, разум которого похитила самая прекрасная женщина во Вселенной. Скажи, о повелитель, чем обязан я честью лицезреть тебя?
– Что ж, если это так, открою тебе, зачем нашел тебя. Услышал я, как страдаешь ты по своей возлюбленной и подумал, что ты, быть может, никогда женщин красивых не видел. Жаль мне тебя, Меджнун, решил я оказать тебе невиданную доселе почесть, – и повелитель хлопнул в ладоши.
В комнату вошли одна за другой и встали в ряд женщины.
– Смотри, это наложницы из моего гарема, самые красивые в Аравии. Я попрошу их опустить чадру и ты можешь пройти и выбрать себе любую из них.
Грустно прошел Меджнун мимо женщин, заглядывая им в лицо и только вздыхая: «Это не Лейла, это не Лейла, это не Лейла…».
Так и вернулся он к правителю:
– Среди них нет Лейлы.
Разгневало это правителя:
– Ты хочешь сказать, дерзкий мальчишка, что наложницы мои хуже твоей Лейлы? Что нашел ты в ней? Она некрасива и нескладна, черна и худа.
– Мой повелитель, чтобы увидеть красоту Лейлы, тебе нужны мои глаза, глаза влюбленного, глаза сердца. Внешние глаза тебе здесь не помогут.
– Но что такое глаза сердца? Как можно видеть сердцем?
– Для этого, мой повелитель, нужно любить.
– А откуда берется любовь?
– Она есть всегда, она повсюду, на ней держится мироздание.
– Но ведь Лейла неверна тебе. Она вышла замуж за другого, и да будет тебе известно, что у нее уже трое детей от него. Она наверняка забыла тебя уже давно.
Услышав впервые за много лет новости о Лейле, Меджнун просветлел в лице:
– Так она жива и здорова! Как я счастлив! Ты говоришь, она забыла меня? Значит, она не страдает, так как я. Я счастлив, если счастлива моя возлюбленная.
– Что ж, ты убедил меня, – смягчился правитель, – я вижу, что ты действительно любишь свою Лейлу, твоя поэзия искренняя и нет в не ни капли выдуманного или приукрашенного. Проси у меня, чего хочешь. Я могу дать тебе лошадей, верблюдов, золота и драгоценностей, ты можешь больше ни в чем не нуждаться и оставить свой бродячий образ жизни.
– Единственное, что я прошу у тебя, мой повелитель, скажи мне, где Лейла.
– Вот этого я тебе сказать не могу. Подумай, у нее семья, дети, будет ли счастлива она, если ты сейчас появишься в ее жизни? Ты внесешь в ее душу смуту и накликаешь гнев ее родни. Не стоит тебе с ней видеться.
На этом и вернулся Кайс в пустыню, не взяв ничего у правителя.
Глава 8. Послание для Лейлы
Шло время, Меджнун пел свои газели, тосковал, что не может видеть свою возлюбленную. Уже день и ночь сравнялись для влюбленного, ходил он неприкаянно, спрашивал у всех путников, не видали ли они Лейлы, просил их передать песнь его, если они ее встретят. Путники сочувствовали, заучивали или записывали его газели и шли дальше, в надежде оказать услугу измученному и передать их Лейле. Однажды Меджнуну повстречался караван, направлявшийся в Ирак. Путники только расположились на постой и разводили костер. Стал спрашивать Меджнун их, не видали ли они Лейлу, на что путники лишь отрицательно качали головами. Тогда стал Меджнун просить, чтобы передали от него послание Лейле, если встретят ее, и начал петь газели и пел их до самой ночи.
– Это сколько же мы будем передавать это послание твоей девушке, – усмехнулся погонщик верблюдов, но стихи Меджнуна тронули его до глубины души. Решил он исполнить просьбу юноши, а заодно хоть мельком увидеть ту, которая стала причиной его помешательства. С этих пор в каждом оазисе и городе, где останавливался караван, погонщик шел к колодцу, и пел:
О Лейла, ты моя звезда, что светит с небосвода!
О Лейла, ты моя беда, и счастье, и свобода!
О Лейла, свет моих очей, души моей отрада!
Ты смысл ночей моих и дней, другого мне не надо!
Однажды, когда, по своему обыкновению, погонщик начал петь эту песню, одна женщина, наполнявшая сосуд водой в это время, вдруг выронила сосуд из рук и без сил опустилась на землю.
– Он просил передать, что любит тебя, – только и успел прошептать погонщик, пока не подскочили к женщине люди, чтобы помочь ей.
– Передай ему, что я никогда его не забуду, – успела прошептать женщина.
Окрыленный тем, что нашел Лейлу, мечтал погонщик, как встретит Меджнуна и расскажет ему о Лейле, передаст ее послание. После этого караван покинул город, где жила Лейла, и двинулся дальше. Увы, не оправдались надежды погонщика. Губительной для Лейлы оказалась весть о Меджнуне. И так измождена была она страданием постоянным, услышав же о возлюбленном, поняла она, что нет ей жизни без него. Заболела Лейла тяжким недугом и очень скоро покинула жемчужная душа ее измученное тело. А когда караван возвращался обратно через этот город, услышал погонщик, что траур в городе по жене местного старейшины.
– Как звали эту почтенную женщину? – спросил на всякий случай погонщик. Сердце замерло в груди его, когда услышал он, что имя ее было Лейла. Теперь боялся погонщик встретить Меджнуна, не знал он, что сказать влюбленному, какие слова подобрать, когда спросит тот о своей возлюбленной. Когда же караван остановился в пустыне, в которой скитался Меджнун, и увидел погонщик одинокую фигуру, спешащую к костру, пытался он было скрыться. Но Меджнун издали узнал его – чутко сердце влюбленного – нагнал и спросил:
– Скажи, почтенный, не видел ли ты Лейлу? Ее очи глубоки, словно два озера, а стан ее гибок, что тростник.
– Видел я Лейлу, передал ей песню твою. Сказала она, что не забудет тебя, и еще…
Меджун уже кружился в радостном танце, не дослушав до конца погонщика. Погонщик замолк и уставился в песок, не мог он продолжать дальше.
– Ну что же ты молчишь? Продолжай! Что она еще сказала? Понравилась ли ей моя песня?
Молчал погонщик мрачнее тучи. Забилось тут беспокойно сердце Меджнуна, словно у загнанной лани.
– Не терзай меня, скажи, что тяготит тебя?
– Лейлу забрал Аллах. Ее больше нет с нами…
Глава 9. Воссоединение
Нашел Кайс могилу, где похоронена любимая – это было последним его делом в этом мире. Закрыл Кайс глаза, зачем они теперь ему? Закрыл и поклялся не открывать, пока смерть не заберет его и не увидит он в мире загробном Ее. Нечего теперь в этом мире не стоит, чтобы на это смотреть. В этом мире без Нее… Шли дни, недели, месяцы, сидел Меджнун под деревом возле могилы Лейлы с закрытыми глазами в зной, и в слякоть, и в ураган, и в ливень. Не плакал и не пел больше свои газели. Просто сидел и ждал встречи с Лейлой. Жалели люди Меджнуна, уговаривали уйти с могилы, поесть, открыть глаза. Ничего не хотел видеть или слышать Меджнун.
– Я поклялся открыть глаза, только когда увижу Лейлу, – отвечал он.
– Но Лейла мертва!
– Лейла не может быть мертва. Лейла – жизнь моя, Лейла – душа моя, она во мне, со мной, везде, Лейлы не может не быть. Лейла – это я.
– Но как же ты ее увидишь?
– Если раньше это было возможно, значит как-то возможно и сейчас, – отвечал Меджнун, после чего замолкал и больше не говорил ни слова.
Через два месяца обета Меджнуна сам Всевышний сжалился над сыном своим. Явился Он перед внутренним взором Кайса во всем своем ослепительно сиянии. Но опустил голову Кайс, чтобы не смотреть на Всевышнего.
– Сын мой, я вижу твое страдание, я пришел утешить тебя, что же ты отводишь свой взор, – услышал Кайс до боли родной, забытый голос, казалось, искрящийся всеми цветами радуги в воздухе.
– Отец, заплакал Кайс, – я вспомнил Тебя, но я не могу посмотреть на Тебя, я дал обет, что открою глаза, только когда увижу Лейлу.
– Даже Повелителю своему, Отцу Небесному не откроешь ты глаз?
– Прости, Отец, но я и не смогу. Я не увижу Тебя, ибо перед взором моим одна лишь Лейла. В шелесте листьев – Лейла, в заходе солнца – Лейла, в течении облаков – Лейла. Мне кажется, что и я – Лейла.
Улыбнулся Всевышний, отчего расцвели цветы в пустыне, а воздух наполнился сладким ароматом и непередаваемыми по красоте и нежности мелодичными трелями.
– Ты выдержал испытание, сын мой. Получишь ты свою Лейлу, получишь навеки. Ваша любовь оказалась сильнее всего в этом мире, и наградой ей будет вечность. А плодом любви вашей будут не люди, но целые миры. Эта Любовь достойна того, чтобы на ней держалось Творение. Но и на Земле не забудут Любовь твою, Кайс. Благодарна будет тебе Земля за урок, ей преподанный. До скончания века будут слагать легенды и песни о любви вашей и передавать их из уст в уста. А когда забудут, тогда и творению этому придет конец. Незачем существовать миру, в котором не помнят Любовь…
Следующим утром нашли на могиле Лейлы бездыханное тело Кайса с блаженной улыбкой на устах и погребли недалеко от могилы Лейлы. Тело его тоже заслужило воссоединение с любимой.
А Земля действительно помнит великую любовь Кайса, оказавшуюся сильнее всего, что Она до этого видела. Сильнее смерти…
Автор повести Юлия Джемилова. Страница автора
